Данная статья является предисловием к книге с одноимённым названием, вышедшей в мае 2011 года. Книга затрагивает одну из наиболее популярных и болезненных тем истории русской святости – спор заволжских старцев-нестяжателей с последователями преподобного Иосифа, радевшего о монастырских землевладениях. В предлагаемой статье даётся лишь обозначение заявленной темы, поэтому всем, интересующимся данным вопросом предлагаем прочесть и саму книгу.
Преподобный Иосиф Волоцкий и преподобный Нил Сорский, «иосифляне» и «нестяжатели», – тема, которая занимает умы, начиная с ХVI века и кончая сегодняшним днем.
При жизни святых такое противопоставление было необходимо самим правителям Московской Руси. Стремительный рост монастырского землевладения тревожил великокняжескую власть, остро нуждавшуюся в свободных землях для раздачи служилым людям. И здесь для нее гораздо более выгодной была проповедь заволжцев-нестяжателей, говоривших, чтобы «у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням, а кормили бы ся рукоделием» в полном отрешении от мира. Однако для преподобного Иосифа была совершенно очевидна неразрывность Церкви и государства, когда культурная, грамотная Церковь является помощницей христианского государства. Не должно быть раздвоения духовной и материальной сторон, а необходимо «симфоническое» согласие, предписанное IV Вселенским Собором. Государственное процветание мыслилось им, как идеал и норма, в единении с просвещенной церковной иерархией.
Но прошло немного времени, и эти взгляды преподобного Иосифа были объявлены корыстными и ошибочными. Для господствовавшего антирелигиозного большинства выгодно было поддерживать то, что разрывает связь Церкви со всем мирским. Отсюда и возникло превозношение «чистого евангельского христианства» преподобного Нила Сорского.
Еще более популярной стала эта тема во второй половине ХIХ веке, когда проявился совершенно четко курс на разрушение Православия. Именно тогда было сформулировано и закреплено представление о преп. Иосифе Волоцком и его последователях, «иосифлянах», как о консерваторах и формалистах, а о преп. Ниле Сорском и его последователях, «нестяжателях», как о либералах критическо-нравственного направления (В.И.Жмакин и др.).
ХХ век, время безбожное и богоборческое, вычеркнув из учебников имена людей Церкви, не смог уничтожить интереса к выдающимся деятелям Средневековья. Однако даже серьезным ученым-исследователям в обстановке атеистической пропаганды невозможно было удержаться в рамках объективности: все, что касалось церковной истории, должно было преподноситься со знаком «минус».
В результате такого политизированного, конъюнктурного подхода оказались замутненными и искаженными порой до неузнаваемости образы двух великих святых, ярчайших звезд русского Православия.
Новый всплеск интереса к названной теме происходит уже в наше время. Во множестве публикаций мы встречаем эти знакомые нам имена. Причем, если речь идет об одном святом, то через несколько строк, в качестве уже ставшего обязательным противопоставления, упоминается второй.
Однако теперь используют ярлыки полуторавековой давности несколько в других целях. Люди отказались от векового безбожия, снова приняли Православие в сферу своих «жизненных интересов». Только «вдруг» оказалось, что оно никак не вписывается в наше представление о том, что жить надо, как теперь принято говорить, «комфортно», счастливо и беззаботно. И здесь православная вера оказалась очень неудобной и даже трудной. А нельзя ли ее как-нибудь приспособить к нашему образу жизни, чтобы не была она такой обременительной?
Но тут нас ждет горькое разочарование. Достаточно открыть Евангелие, чтобы понять всю безплодность этих попыток. Везде только: «оставь все, возьми свой крест и следуй за Мной» (см.: Мф. 10,38; 16,24; 19,21; Мр. 8,34; 10,21; Лк. 9,23; 14,27, 18,22).
И здесь выручают все те же околоцерковные писатели, теперь уже нового поколения. Оказывается, по их мнению, не надо нам строго держаться «консервативных» взглядов преподобного Иосифа Волоцкого, когда у нас есть не менее великий, но более «удобный» старец – критически настроенный «либерал» преподобный Нил Сорский, вроде бы позволяющий нам слегка перестроить Православие по своему вкусу.
Но так ли все обстоит на самом деле? Задумаемся хотя бы над тем фактом, что обычно реформаторы тут же приходили к отрицанию монашества, женились и жили достаточно вольно, не связывая себя уже никакими строгостями. А жизнь преп. Нила Сорского – от вступления в монашество и до самой кончины – это совершенное отречение от всех мирских благ, по его собственному выражению, «жестокость тесного и прискорбного пути». Кроме того, целью реформаторов является отмена церковной иерархии, но преподобный Нил никогда не рвался к власти и признавал решения соборов и архиереев, безусловно подчиняясь им, не настаивая на своем мнении и тем более не уходя в раскол. Свою позицию реформаторы всегда утверждали на истолкованных в своих интересах или вырванных из контекста словах Священного Писания, однако в сочинениях преп. Нила Сорского не найдено ни единой фразы, которая перетолковывала бы Слово Божие и была бы отступлением от учения святых Отцов. Нет, никак не получается обнаружить в нем либерала, с какой стороны ни посмотри. Никакой свободы (liberalis - лат., «свободный»), а только уже хорошо нам знакомые оковы веры, которыми преподобный Нил добровольно и намертво себя связал.
Получается, что «либеральный» св. Нил Сорский ничем не отличался от своего современника-«консерватора» - игумена одного из богатейших монастырей Руси - св. Иосифа Волоцкого, жизнеописания которого свидетельствуют все о том же: скудное питание, худая одежда, тяжелый физический труд, ношение вериг. Оба они были старцами, оба занимались литературными трудами. Причем преп. Нил Сорский высоко чтил труды преп. Иосифа Волоцкого, а в волоколамском монастыре иноки с вниманием изучали писания сорского подвижника. Не лишним будет упомянуть и том, что те скудные сведения о жизни преподобного Нила, которые мы имеем, стали известны во многом благодаря рукописи ХУ1 века архимандрита Волоколамского монастыря, переписавшего в свой сборник письмо неизвестного о преп. Ниле Сорском.
Преподобный Нил был воспитан в Кирилло-Белозерском монастыре, а преподобный Иосиф некоторое время жил в этой знаменитой обители, устав которой взял за образец для своего монастыря.
Разницу мы обнаружим в устроении их собственных монастырей.
Здесь надо пояснить, что традиционно монашеское житие делится на три вида: первый – когда многие иноки живут и подвизаются вместе (родоначальником общежительных монастырей считается святой Пахомий Великий), второй вид – отшельничество, когда инок живет в полном уединении (основоположником такого жития является преподобный Антоний Великий), третий вид – скитничество, когда инок подвизается вместе с двумя-тремя другими монахами (этот вид традиционно процветал на Афоне).
Преп. Нил Сорский устроил свою обитель по скитскому принципу. Этот тип жительства он считал как бы средним между двумя первыми, называл его царским. Здесь было всего 12 иноков, жили они достаточно обособленно. Принимал к себе преподобный Нил только духовно опытных монахов. Главным предметом и заботой у скитников должно было стать «умное делание», которое преп. Нил изучал и наблюдал на горе Афон.
Монастырь преп. Иосифа Волоцкого был основан на принципах общежития: все общее – труд, молитва, трапеза. Братии было много, придти сюда мог любой человек, желающий вступить на путь монашества. И в том и в другом монастыре был провозглашен принцип совершенного нестяжания. При этом волоколамский монастырь был крупным землевладельцем, а сорская пустынь не имела ни земель, ни крестьян.
Традиционно считается, что преподобные Нил Сорский и Иосиф Волоцкий спорили по поводу земельных владений монастырей. Однако при жизни преп. Нила Сорского до 1508 года они оба ничего не пишут по этому вопросу. Не сохранилось и достоверных свидетельств об их выступлении на соборе 1503 года. В качестве источника принято обычно использовать знаменитое «Письмо о нелюбках иноков Кириллова и Иосифова монастырей». Но письмо это было написано неизвестным уже в 40-е годы ХVI века и по содержанию далеко не безупречно. К примеру, среди участников собора автор называет учителя преп. Нила Сорского - старца Паисия Ярославова, который к тому времени уже скончался. А так часто цитируемая речь преподобного Иосифа на соборе – «Аще у монастырей сел не будет, како честному и благородному человеку постричися?..» - не находит подтверждения в его собственных посланиях. В них нет даже намека на приписываемую преподобному аргументацию. Причем противнику преп. Иосифа Волоцкого Вассиану Патрикееву вообще неизвестна речь волоцкого игумена на соборе. Трудно представить, что он не подверг бы критике слова преподобного Иосифа, будь они действительно произнесены.
Но даже если противостояние на соборе было, мог ли быть преп. Нил Сорский таким ярым противником монастырских имений? Вряд ли. Он прекрасно понимал, что если стяжательность не истреблена как личная страсть, как страсть сребролюбия, то она может существовать, как говорит об этом преп. Иоанн Кассиан, «и при крайней видимой нищете». То есть наличие или отсутствие у монастыря богатых вотчин в принципе никак не отражается на соблюдении каждым отдельным монахом обета нестяжания.
Кроме того, преподобный Нил, как человек образованный и мыслящий, не мог не знать, какую роль сыграло монастырское землевладение и на Руси, и в Греции, где он прожил несколько лет на Святой горе Афон. Ситуация была схожая. Русь находилась под властью монголо-татар, а Греция – под гнетом турок. Так вот, те земли, которыми владели монастыри, были ограждены от произвола «оккупационных» властей. На Руси в силу ханских привилегий и грамот князей церковные земли не платили государственных пошлин и были освобождены от уплаты дани татарам, что позволяло крестьянам выжить в условиях тяжкого ига. Древние святогорские монахи в период турецкого господства не переставали покупать земельные участки, и принадлежавшая им территория сохранила свою абсолютную эллинизацию. Из разных мест прибегали сюда греки, ища спасения от жестокого рабства. Кроме того, монастыри Святой горы получали земельные владения от императоров и князей. И эти земли они ограждали от турецкого насилия, делая богатые подношения турецким султанам. В архивах афонских монастырей веками хранились турецкие фирманы, ограждавшие их от любых притеснений. Таким образом, крестьяне, населявшие монастырские вотчины, получали защиту и помощь, в свою очередь, обеспечивая монахам необходимые доходы. Кроме того, монастырское землевладение было экономически выгодным, поскольку сами монахи за свой труд никакой платы не получали.
К этому можно добавить, что в своей пустыни преп. Нилу Сорскому не удалось осуществить заявленного им высокого принципа – кормиться только трудом собственных рук. Запретив братии принимать даже милостыню, он, в конце концов, вынужден был обратиться за помощью к великому князю Василию Иоанновичу. Ежегодно монахи получали от князя 155 четвертей ржаной муки. Причем «нестяжатели» предлагали всем монастырям пойти по такому пути. Жизнь показала абсолютную утопичность этих планов: Екатерина II, проведя секуляризацию, т.е. конфисковав у Церкви земли, просто закрыла основную массу монастырей.
После кончины преп. Нила Сорского место его на позициях нестяжательства занял Вассиан Патрикеев (ок. 1470 – после 1531), которого только очень с большой натяжкой можно называть учеником преподобного Нила, да и монахом вообще. Монашеский постриг он принял, чтобы сохранить свою жизнь, в монастыре практически не жил, а имел свою «пустыню на Белоозере», откуда вскоре перебрался в Москву. В Москве, находясь в Симоновом монастыре, вел жизнь достаточно вольную, получал яства и вина со стола великого князя, гнушаясь монашеской трапезой. В полном противоречии с уставом ел и пил, когда хотел и что хотел.
Вассиан стал доверенным лицом великого князя Василия III. Он был знатного происхождения, являлся родственником князя. До своего вынужденного пострига князь Василий Патрикеев был заметной фигурой в государстве и одним из богатейших землевладельцев, но теперь, будучи иноком, Вассиан уже никакой опасности в сфере политической для московского князя не представлял. О его роли при дворе так говорит писарь Михаил Медоварцев: «А блюлся есми, господине, преслушать князь Васьяна старца, потому что он был великой временной человек, у великаго князя ближней и яз так и государя не блюлся, как его блюлся и слушал».
Свою славу в истории, в том числе в истории литературы, Вассиан Патрикеев приобрел писаниями против преп. Иосифа Волоцкого и его последователей - «иосифлян». Причем Вассиан не обладал особыми талантами и дарованиями, и если бы не была так известна и значительна личность преп. Иосифа Волоцкого, вряд ли бы мы знали «выдающегося русского публициста ХVI века» («Литература Древней Руси». Биобиблиографический словарь). Нападая на преподобного Иосифа, Вассиан, с одной стороны, хотел угодить великому князю, которому насущно необходимы были земли для раздачи в качестве поместий, а с другой стороны, стремился ослабить влияние на князя Волоцкого игумена, высокий авторитет которого мешал Вассиану единолично властвовать при дворе.
Сочинения Вассиана Патрикеева обычно называют полемическими. Однако полемики никакой не было. Великий князь просто запретил преподобному Иосифу отвечать Вассиану и устно и письменно, чему преподобный полностью подчинился. Таким образом, «Прение с Иосифом Волоцким», написанное Вассианом Патрикеевым в форме диалога, не может считаться документом, свидетельствующим о полемике лидеров двух партий. При этом сочинения Вассиана отличает резкость, страстность, в его речи сквозит гордость, презрительность, что лишний раз показывает, насколько далек он был от монашеских, да и христианских идеалов вообще и от взглядов своего учителя, в частности. Только высокое покровительство оберегало князя от ссылки под строгий надзор с формулировкой «за безпокойную гордость и сварливость, несвойственную монашескому сану, за низкие средства и бездоказательные изветы».
То же самое можно сказать и еще об одном яром ненавистнике «иосифлян» - князе Андрее Курбском (1528-1583), бежавшем в Литву и прославившемся своими сказаниями, в которых больше лжи, чем правды. Он называл себя учеником другого известного представителя партии «нестяжателей» - преп. Максима Грека (+1555). Перейдя на службу к литовскому князю, Курбский получил крупные земельные владения вместе с Ковельским замком, будто начисто забыв, что нищета – идеал-то общехристианский. Хотя это и неудивительно. Мы почему-то никак не относим лично к себе слова Христа, сказанные не одним только апостолам, а народу: «Тако убо всяк от вас, иже не отречется всего своего имения, не может быти Мой ученик» (Лк. 14,33). Как верно заметил уже в ХХ веке священномученик Иларион Троицкий: «У нас есть весьма распространенный среди мирян предрассудок, будто аскетизм – специальность монахов». Добавим – есть и был.
Об исторической объективности князя Курбского свидетельствует такой пример: Вассиана Патрикеева по строгости жизни он уподоблял ни больше, ни меньше, как преп. Антонию Великому и св. Иоанну Крестителю. Комментарии, как говорится, излишни.
Следующее противопоставление двух великих святых, которое возникло сравнительно недавно, - по поводу монастырского устава. Сейчас принято восхищаться Уставом преподобного Нила, как высокодуховным, и уничижать Устав преподобного Иосифа, как приземленный, «бытовой». В защиту Устава преп. Иосифа Волоцкого можно привести фразу, написанную еще в VI веке преп. Венедиктом Нурсийским: «Этот Устав написали мы, чтоб соблюдающие его могли достигнуть чистоты нравов или показать начатки христианского преспеяния. Для тех, которые желают востечь на высшия степени совершенства, есть наставления Святых Отцев». В таком духе и написал свой Устав преп. Иосиф Волоцкий – игумен крупного общежительного монастыря. Устав наставлял в иночестве внешнем, а для внутреннего совершенствования каждый пользовался советами своего старца, руководствовался житиями древних подвижников и святоотеческими писаниями, которые постоянно читались и в храме, и за трапезой, и в келиях. В монастырской библиотеке имелось богатейшее собрание книг, в связи с чем преподобному Иосифу не было нужды переписывать в своем Уставе поучения великих учителей монашества.
Устав преп. Нила Сорского – это руководство для пустынников, испытавших себя в монастыре, утвердившихся в духовной жизни и удалившихся в пустынь в поисках безмолвия и уединения. С одной стороны, им уже не нужны подробные наставления, касающиеся внешнего образа жизни и поведения, хотя они тоже присутствуют в Уставе. С другой стороны, монаху не всегда могут быть доступны книги, а общение со старцем ограничено, поэтому преподобный Нил последовательно изложил все ступени внутреннего самоусовершенствования в строгом соответствии с учением Святых Отцов. Преп. Нил не отвергал важности внешнего делания иноков, но, в первую очередь, он хотел напомнить им, что ограничиваться этим нельзя, что очень важно и существенно подвижничество внутреннее, которое необходимо соединять с внешним.
А вообще говоря, так ли важно «внешнее» монашество, и нужно ли это? Оказывается, да. Поверим опыту святителя Василия Великого, утверждавшего: «Если же внешний не благоустроен, не доверяй благоустроению и внутреннего человека».
Таким образом, никаких преимуществ ни один из этих уставов перед другим не имел. Они были созданы применительно к разным условиям жизни в монастыре, адресованы людям, совершенно разным по монашескому опыту, ничем друг другу не противоречат и вполне могут дополнять один другой. И, конечно же, большой ошибкой со стороны исследователя или читателя является попытка на основании только устава делать выводы об уровне духовной жизни в каком-либо монастыре.
Что же касается самого образа монашеской жизни, то тут преимущество на стороне общежительных монастырей. Как отметил преп. Венедикт Нурсийский: «Киновиты, живущие в одном монастыре по общему уставу, - род иночества самый благонадежный». Не все избирают пустынножительство как усиленный подвиг после долгого пребывания в общежительном монастыре. Бывает, что пустынь привлекает отсутствием всякого контроля и возможностью жить по своей воле, хотя иногда и кажется, что эта воля согласна с волей Божией. Святые Отцы разрешают уходит в пустыню только монаху, совершенно очистившемуся от страстей, а это мало кому удавалось и удается. В истории русского монашества пустынножительство так и осталось подвигом редким, исключительным.
Еще одно противопоставление позиций преп. Нила Сорского и преп. Иосифа Волоцкого, изобретенное образованными, но не просвещенными умами, – это отношение к «писаниям».
Из книги в книгу, от автора к автору перекочевывает фраза из письма преп. Нила Сорского: «Писания многа, но не вся божественна суть. Ты же, истинная известне испытав от чтения, сих держися», которая толкуется как призыв к критическому разбору всех писаний. Тут, прежде всего, еще раз надо напомнить, что нигде, ни в одной строке сам преподобный Нил не отступил от святоотеческого толкования Священного Писания и Священного Предания. Мог ли он учить этому других? Конечно, нет.
Он был очень строг по отношению к содержанию текстов, если случалось так, что в результате переписывания или попытки осовременения теряли смысл старые тексты. К примеру, составляя свой «Соборник житий греческих святых», преподобный Нил отдавал предпочтение более древним, классическим образцам житий. Он стремился достичь наибольшей ясности смысла повествования, для чего сравнивал разные списки, избирая наиболее доступные для понимания выражения. Но если все же не мог найти такого текста, который бы его устраивал, оставлял в своей рукописи чистое место, не дерзая что-то писать по собственному разумению: «а яже невозможна, сия оставлях, да имущие разум больше нас, ти исправят неисправленная, и недостаточная наполнят».
«Соборник» преподобного Нила долгое время считался не сохранившимся, а обнаружили его среди книг библиотеки Волоколамского монастыря. Два тома «Соборника» - автограф преп. Нила Сорского – были дополнены иноками обители словами и поучениями о нестяжательстве, подкрепляющими взгляды преподобного Нила. Добавим: и взгляды преп. Иосифа Волоцкого.
Следует также учитывать тот факт, что наряду с житиями святых во все времена имели хождение так называемые апокрифы, создаваемые на темы из Священного Писания, но содержание которых было нередко так далеко от божественного, что приходилось их запрещать, поскольку они порождали (и в наши дни это тоже происходит) всевозможные ереси и секты. Кроме того, бывали случаи, когда неизвестный монах подписывал собственное сочинение небезупречного содержания именем кого-то из святых Отцов. Вероятнее всего, что преп. Нил Сорский предупреждал своего корреспондента об осторожном отношении именно к такого рода писаниям.
Неверно истолковано и само понятие «испытывать писания». О себе преподобный Нил пишет так: «Живя уединенно, испытую Божественные Писания, по заповеди Господней, и их толкование, также и Апостольские предания, жития и учение св. Отцев и внимаю им». Слово «испытывать» в данном случае означает «изучать, узнавать». Вообще в церковно-славянском языке оно не имеет того оттенка, который придается ему в русском языке «убеждаться исследованием, пробовать, разбирать», и уж тем более «подвергать сомнению или критическому осмыслению».
Здесь позиция святых Отцов совершенно определенна и незыблема. Вот как пишет преп. Симеон Новый Богослов о такого рода «испытании»: «…нам повелено не пытать разумом догматов Писания… Кто испытывает, тот не имеет твердой веры». Предупреждают святые Отцы и об опасности следования собственному вкусу: «Из сказанного нами никто да не берет и не выводит чего-либо отдельно и, отложив в сторону все прочее, да не удерживает неразумно это одно в руках своих» (преп. Исаак Сирин).
Святой Василий Великий в своем кратком поучении наставляет, как надо изучать Божественные Писания таким примером: «…будем в отношении к учению Господню, каково в обучении отроча, которое не прекословит, не оправдывается пред учителями, но верно и благопокорно принимает уроки».
Безусловно, преп. Нил Сорский все это знал, ведь в его «Уставе скитского жития» содержится много цитат и из св. Исаака Сирина, и из св. Симеона Нового Богослова, и из св. Василия Великого. Возможно ли, - зададимся таким вопросом, - чтобы преподобный Нил, решившись сам стать наставником монахов, отверг наставления великих учителей монашества? Невозможно это даже помыслить. Ведь предупреждают нас, что отступление от святоотеческого учения «ведет к гордыне и затем ввергает в погибель», и, как показывает история, именно это порождает протестантизм и всевозможные ереси и секты.
Возьмем лучше другие строки из письма преподобного Нила: «…не ведаем Божественного Писания и не стремимся изучать его со страхом Божиим и смирением». Не про нас ли, нынешних, это сказано, когда на фоне полного «религиозного одичания», по выражению старца Иоанна Крестьянкина, что ни голова – то своя вера? Надо бы нам вот эти самые слова преп. Нила Сорского почаще цитировать, а главное, помнить и знать - что «испытание» писаний должно начинаться со страха Божия и смирения, а не с собственных умствований и критических настроений, чтобы «не носиться в вихре вредительных помыслов» (преп. Симеон Новый Богослов).
С другой стороны, преп. Иосифу Волоцкому часто приписывают слова: «Всем страстем мати - мнение. Мнение – второе падение», выводя отсюда в противовес «свободомыслию» преп. Нила Сорского запрет личных мнений преп. Иосифа Волоцкого. Однако мы не найдем этой цитаты ни в «Просветителе», ни в текстах других писаний, автором которых является преподобный Иосиф. Этой фразой заканчивается все то же «Письмо о нелюбках», причем с конкретным указанием: «якоже святии отцы рекоша». А коль скоро так было сказано святыми Отцами, авторитет которых незыблем, то предостережение об опасности собственных мнений одинаково принимали и ему подчинялись и преп. Иосиф Волоцкий и преп. Нил Сорский.
За долгие века имена двух великих святых Русской Церкви успели обрасти мнениями, домыслами, преданиями различной степени достоверности. Кто только не использовал и не использует это мнимое противостояние в качестве аргумента! Тем интереснее попытаться разобраться, где правда, а где ложь, и заодно выяснить, что навсегда осталось в прошлом, а что нужно сохранить для будущего. Это и является целью издания настоящего сборника. Нисколько не претендуя на полноту картины, мы объединили здесь статьи, которые отражают взгляды наших современников.
Прежде всего, это два видных церковных иерарха – митрополит Сурожский Антоний (Блум, 1914-2003) и митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим (Нечаев, 1926-2003).
Митрополит Питирим (Нечаев) – доктор богословия, профессор Московской Духовной академии, долгое время возглавлял Издательский отдел Московской Патриархии. В 1989 году стал игуменом возвращенного Церкви Иосифо-Волоцкого монастыря. Он известен как глубокий знаток Священного Писания и истории Церкви.
Митрополит Антоний (Блум) возглавлял Западно-Европейский экзархат. Он вырос в эмиграции и всю жизнь провел за границей. Богословского образования не имел, однако за свои труды получил звание почетного доктора богословия Московской и Киевской академий. Известен как выдающийся проповедник и мудрый пастырь.
Еще один из авторов – Вадим Валерианович Кожинов (1930-2001), литературовед, публицист, историк. Он обладал энциклопедическими знаниями, как ученого его характеризует исключительная научная добросовестность. Его работы посвящены проблемам истории и культуры русского народа.
Владимир Михайлович Кириллин, профессор Московской Духовной академии – автор многих трудов по истории древнерусской литературы, один из авторитетнейших специалистов в этой области. Его отличает широкий научный кругозор и стремление донести до нынешних читателей сокровища древней книжности.
Историк, кандидат наук Елена Владимировна Романенко посвятила себя углубленному, подробному исследованию жизни и трудов преп. Нила Сорского и истории Нило-Сорской пустыни с древних времен до наших дней.
Публикации этих авторов всегда вызывают интерес, позволяя по-иному взглянуть на давно известные факты или узнать что-то новое, открытое учеными в древних монастырских архивах.
Хотелось бы пожелать читателям, чтобы главным итогом прочтения этой книги было чувство благодарности нашим великим святым: одному - за пример жизни, отделенной от всего мирского, другому - за пример жизни, где все мирское подчинено духовному. Несомненно, и то и другое очень трудно и почти нереально, но недостижимость идеала не означает, что к нему не надо стремиться.
Елена Васильева, архивариус монастыря.